Монашеский остров Коневец, расположенный на Ладожском озере, в первой четверти XIX столетия стал одним из главных оплотов Православного духа — наряду с Оптиной пустынью, тремя русскими лаврами (четвёртая, Почаевская, лавра тогда еще была униатским монастырём) и несколькими другими обителями. Не случайно именно коневский схимонах Зосима (Верховский) считается наиболее вероятным прототипом старца Зосимы в романе Достоевского «Братья Карамазовы».
TxtNormal id=Как раз в этот период, летом 1819 года, паломничество на остров Коневец по территории Шлиссельбургского и Кексгольмского уездов совершил видный впоследствии церковный деятель архимандрит Фотий (Спасский).
Обличитель мистицизма
Архимандрит Фотий был сыном дьячка Новгородской епархии Никиты Спасского. Образование получил в Петербургской семинарии и Духовной академии. В 25 лет принял постриг, а через два года был рукоположен в иеромонаха и назначен преподавателем Закона Божия во Втором кадетском корпусе.
Вскоре весь Петербург заговорил о строгом молодом подвижнике Фотии и его смелых проповедях, обличавших сильных мира сего, распущенность светского общества и его отступление от отеческой веры.
В тот период на смену увлечению материализмом и атеизмом XVIII века пришла мода на масонский мистицизм и самое изощрённое сектантство. Этому религиозному возбуждению покровительствовал сам император. Фотий, не взирая на лица, пошёл напролом в своих обличениях заблуждений в вере.
Его сделали игуменом Деревяницкого монастыря в Новгороде, лишь бы удалить из столицы. Вскоре неустрашимого Фотия избрала своим духовником самая, пожалуй, богатая женщина Российской империи в то время — Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, дочь и единственная наследница знаменитого фаворита Екатерины II. Когда отец Фотий стал архимандритом и настоятелем пришедшего в ветхость Новгородского Юрьева монастыря, Анна купила себе небольшую усадьбу близ этой древней обители и так и жила, ведя строго аскетическую жизнь, а свои 65 миллионов рублей недвижимого имения и ежегодный доход более чем в один миллион отдала в полное распоряжение Фотию. И тот возродил Юрьев монастырь; духовно-нравственное же значение его деятельности имело всероссийский резонанс, с ним постоянно советовался Александр I, его почитали министры Аракчеев и Шишков…
Скончался архимандрит Фотий на 44-м году жизни, в 1838 году, и был погребен в великолепной усыпальнице, в светлом мраморном гробу. А через 10 лет рядом в таком же гробу, только более темного мрамора, был упокоен прах Анны Алексеевны…
Подобно вождю старообрядцев протопопу Аввакуму, написавшему свое «Житие», Фотий тоже создал автобиографию, где изобразил себя в третьем лице. Трудился он над своим жизнеописанием в 1830-х годах, а опубликовано оно было только в 1894—1896 годах в московском журнале «Русская старина». Витиеватый архаичный стиль Фотия, изобилующий церковнославянизмами и разными риторическими украшениями, в период господства «натуральной школы» (писателей-реалистов, последователей Гоголя) на первый взгляд должен был выглядеть довольно нелепо.
Но это впечатление обманчиво. Светскую литературу читало тогда лишь так называемое «образованное общество», большая же часть российского грамотного люда предпочитала если не лубочные народные книжки, то — духовную словесность, религиозно-нравственное чтение, укоренённое в Священном Писании, святоотеческих творениях и Житиях Святых. Язык этой церковной литературы по-особому музыкален и благозвучен.
Однако, к сожалению, мы сегодня — в большинстве своём — так далеки от той духовности, которая животворила повседневные заботы наших предков, что тексты религиозного содержания нам понятнее, когда мы их пересказываем или цитируем, а не перепечатываем целиком как они есть.
Начало пути
Коневское паломничество явилось важной вехой в становлении убеждений молодого монаха. В июне 1819 года был удален из Петербурга в Пензу замечательный духовный писатель Иннокентий (Смирнов), покровитель и единомышленник Фотия. Его «вина» состояла в том, что он, как цензор, одобрил публикацию одной брошюры, обличавшей протестантский мистицизм. Сгустились тучи и над Фотием. Через три с половиной месяца 35-летний Иннокентий скончался.
В этот кризисный момент своей жизни иеромонах Фотий решает исполнить давнее желание — посетить «пустынь Коневскую, славную во время оно благочестием, сущую на водах Ладожских, на острове». Он обратился к митрополиту Михаилу (Десницкому), который давно «отправляться хотел в северный край своея паствы в Финляндию и обещал с собою Фотия взять».
Но из-за опалы, постигшей обличителей мистицизма, Михаил побоялся «молвы мирской» и просто дал Фотию «пашпорт на несколько дней посетить обитель Коневскую». 5 июня 1819 года отец Фотий, «взяв солдата своего, коего имел от команды для келейной прислуги, един край хлеба мал, отправился к вечеру в путь».
Пройдя двадцать верст, пришли «в селение бедное», где без ужина, дабы «тело свое трудом путным и постом удручить», переночевали. Возможно, это была деревня Токсово, населенная финнами-лютеранами. Да и дальше по дороге попадались, по словам Фотия, только «люди-крестьяне лютеранского зловерия». С негодованием упоминает паломник, что они «в постные дни ели мясо; по пути, яко неверные, то табак иные курили» и перед священником в иноческом одеянии никто, «по обычаю православных», ни поклон не сотворил, ни благословения не попросил, ни даже «какое-либо благоговение собою явил». Все эти «иноверцы-чухны, колонисты и другие шведы» казались Фотию звероподобными и «одним видом телесным» напоминающими людей: «любви, гостеприимства и страннолюбия в них не было».
В Раутусском кирхшпиле
К позднему вечеру 6 июня добрался Фотий «до селения единого, где хижины убогие, весьма нечистые, неопрятные стояли, и называлось то селение почтовое место, где коней переменяют едущие». Судя по всему, это была деревня Мякря (в переводе искажённое: «Мошка»; ныне пос. Колосково Приозерского района). Тут удалось отыскать дом, где жили православные ижорцы.
Но и здесь Фотия ждало разочарование. Как ни был он голоден, но не смог вкусить предлагаемой ему пищи, потому что заметил, что хозяева одну и ту же посуду используют и для мытья рук, и для того, чтобы скотину напоить, и для помоев. И в ней же «млеко приносят и прочее ястие и питие», угощая путников.
Надо сказать, что эти описания Фотия выглядят довольно неожиданно. Известно ведь, что именно чистоплотность сегодня является предметом особой гордости финнов. Но вот, оказывается, два столетия тому назад благочестивый паломник имел основания заявить: «Будучи все, яко свиньи, нечисты душевно и телесно, так ведут нечисто все».
Андрей ДМИТРИЕВ
На гравюре 1830-х гг. – архимандрит Фотий (Спасский).
(Окончание в следующем выпуске страницы «Волость»)
8 ноября 2005